В одной из них Кириллу Буданову пришлось пешком идти 2 километра на позиции украинских защитников. Больше интересных деталей о спецоперации разведки и российском плену в эксклюзивном интервью 24 Каналу рассказал спецназовец подразделения "Артан" ГУР Минобороны с позывным "Донбасс".

Интересно, почему у вас позывной именно "Донбасс"?

Я сам из Донбасса. Вырос и жил там, поэтому и позывной оттуда.

А откуда именно?

Вырос в городе Константиновка, до этого жил в Дружковке. Эти два города мне очень близки. Сам коренной житель Донбасса. Поэтому решил олицетворить весь Донбасс в одном себе, потому что я довольно большой дядя, поэтому думаю, что позывной будет соответствовать.

У вас остались там знакомые, одноклассники, которые перешли на сторону врага, или, возможно, вы даже встречали их в боях?

Конечно, да. Многие люди остались. Для меня они уже не люди, если так решили. Но каждый человек делает свой выбор и решает, где ему жить, в какой стране. Каждый из нас верит в победу, в нашу Украину – что она будет целостная и нерушимая. А остальные приняли свое решение и решили жить в квазиреспубликах.

Есть такие люди, связь мы с ними не поддерживаем. Это уже прошлое. Живем настоящим и будущим.

Вы почти 20 лет работали в полиции, потом перешли служить в "Артан". Среди операций, в которых участвовали, – освобождение острова Змеиный, наземные штурмовые операции в Харькове, Сумах, Запорожье, на Донбассе. Где вам было сложнее всего и в какие годы?

Знаете, пожалуй, сложнее всего у себя дома, потому что тебе все родное, все твое, ты там все знаешь. Печально то, что все это разрушается и превращается в выжженную землю. Ты знаешь почти каждый город, потому что в связи с работой ты там бывал или отдыхал. Если мы возьмем Азовское побережье, то там много чего знакомого.

Поэтому там тяжелее всего для души, потому что это твоя земля. Украина вся моя, но, как говорится, где бы ты ни был, но домой все равно тянет.

Если вспомнить операции, в которых вы участвовали, какая вам запомнилась больше всего? И было ли такое, что вас, возможно, спас какой-то случай?

К каждой операции ты относишься очень мотивировано, с полной отдачей, потому что права на ошибку у тебя нет. Единственное, есть печальные моменты. Самыми сложными операциями являются те, на которых ты теряешь своих очень близких товарищей, с которыми ты живешь, с которыми до этого дружил, вырос, общался или работал с ними. Поэтому тяжелее всего на таких операциях.

Одна из них была в Купянске. Это была самая тяжелая операция лично для меня. Там погиб наш командир. Наше руководство сняло о нем фильм. У него был позывной "Янки". Также с ним погиб мой товарищ, с которым мы служили вместе, жили в одном городе. Я знаю его семью. Его позывной – "Медоед".

Еще одна тяжелая операция была в Сумах. Мы потеряли также нашего собрата, моего коллегу, товарища, который жил с нами, также работал в полиции – позывной "Венум". Это были вот такие сложные моменты. Не бывает легких операций, они все сложные. У людей есть ранения, люди гибнут, но сложнее всего терять тех, с кем ты живешь бок о бок.

Наиболее значимой операцией, мне кажется, был остров Змеиный.

Можете вспомнить подробности освобождения острова Змеиный?

Сама атмосфера, сама стратегия этой операции разработана была с большим размахом. Было привлечено много личного состава, катера, морские службы. Когда ты привык все время быть на земле, а потом ты в море, а потом еще и на острове. Ты плывешь и понимаешь, что вокруг голубая гладь и больше ничего. Плыть назад очень долго.

А сколько именно надо было плыть назад?

Видимо, больше часа, а то и два, час точно. Это именно на скоростном катере до острова Змеиный.

Ты понимаешь, если что-то случится, то придется плыть, а ты во всем снаряжении, в броне. Понятно, что ты тренируешься ее сбрасывать, но вода есть вода. Это не наша стихия. Учитывая специфику работы ГУР, не только "Артан", KRAKEN, не только другие подразделения. Я скажу за наше подразделение и в целом за ГУР – руководство очень планирует эти операции, очень серьезно к ним подходит.

Для меня, как для взрослого человека, я считаю, что то, что мы своих не бросаем – самое главное. Ни в одной ситуации у нас не бросили ни одного нашего бойца. Так же было и с "Конаном", который в море во время атаки выпал за борт. Мы тоже его нашли. Я могу сказать одно – это семья, которая тебя не бросает, что бы с тобой не случилось.

На острове Змеиный было достаточно комфортно, если можно так сказать, кроме КАБов и всего остального. Но комфортно в том смысле, что ты человек военный и не всегда бываешь в таких красивых местах. Ты понимаешь, что в Украине еще остались места, которые западают тебе в душу и ты понимаешь, что еще много чего не видел в Украине; что еще есть живописные места.

Мы понимаем, за что боремся. Там так красиво, такая прозрачная вода, свежий воздух. Все это так просто не описать. Когда после какой-то операции, после посадок, ты оказываешься на море, на острове, то в этом есть своя небольшая романтика.

Вы сказали, что по вам работали КАБы. То есть россияне фактически видели, как вы прямо перед ними проводили эту уникальную операцию, да?

Да, обстрелы КАБами были регулярными. За то время, когда я там был, наверное, один или два дня их не было. То есть продолжались постоянные обстрелы КАБами. Появлялись постоянно российские самолеты. Их фиксировали. Все остались живы, несмотря на то, что КАБы взрывались очень близко, нам везло. Господь Бог нас хранит. Все население Украины, видимо, также за нас молится, поэтому нам везет.

Флаг на Змеином после освобождения в июне 2022 года
Флаг на Змеином после освобождения в июне 2022 года / Getty Images

Была ли у вас история, в которой вы спаслись чудом?

Это все произошло в Купянске, когда погиб мой командир и мой товарищ. Все началось с того, что погодные условия были ужасными – сначала пошел дождь, не было ни солнечно, ни ясно. Выход десанта и заход на позиции проводился ночью.

Была ситуация, когда мы сели в машину, зашли на поле и я почувствовал, что машина начинает переворачиваться. Я схватился за ручки. Смотрю на коллегу, что сбоку, а у него глаза, как у кота Гарфилда – большие, перепуганные. Он смотрит на меня и понимает, если я упаду на него, то раздавлю его.

Машина повернулась на бок, стояла где-то несколько секунд на колесах и упала обратно на колеса. Когда заезжали, ее на грязи повело, она ударилась о гусеницу с разбитого танка и машина чуть не перевернулась, но этим все не закончилось.

Мы приехали, заняли позиции. Был очень серьезный обстрел артиллерии. Когда со всех сторон гудит, разрывы, деревья падают, тяжело очень сфокусироваться на чем-то одном. Со мной были товарищи. Мы сидели в небольшом укрытии. Я на улице сидел и слышу, что опускается дрон. Что-то щелкнуло, я только успел уйти в сторону. Взрыв.

Полностью посекло все, что было наверху – там, где до этого сидел я. Просто случайно услышал именно этот щелчок – специфический звук работы гранаты. Был сброс. Мне повезло. Это вот такие два вопиющих случая, когда вообще не ожидал.

Дронов летает масса и ты не понимаешь – где твой, а где не твой. Просто летел дрон – оп, завис. Слышал, начинает спускаться, и, наверное, чутье подсказало, что надо в укрытие. Я только успел вперед дернуться, и все – был взрыв.

Как вам удалось пройти российский плен? При каких обстоятельствах это произошло и какое было к вам отношение?

Это такая болезненная тема для меня. Я не люблю о ней вспоминать. Расскажу коротко. Тогда я еще работал в полиции. Приехали (россияне – 24 Канал), забрали с работы. Мой бывший руководитель делал все возможное и невозможное, чтобы меня забрать оттуда. Тогда я уже был руководителем одного из подразделений.

Это в каком году?

В 2014 году.

С близкими связи не было. Разговаривать ни с кем не давали. Единственное, что могу сказать, что вышел оттуда примерно, как чернозем – был такого цвета. Не очень приятное телосложение было у меня после того, как они меня немножко потрепали. Но это такое, каждому мужчине надо пройти в жизни тот барьер. Господь Бог не дает нам тех испытаний, которых мы не можем вынести. Так же и здесь.

То, что происходило, я считаю, что это испытание, которое я должен был вынести. Я его немного вынес, потом уехал оттуда. Скажем, сбежали из нашего города. Выехали на территорию подконтрольную Украине, пока была оккупация наших городов. И уже вернулся в город Мариуполь для работы в группе для борьбы с сепаратизмом.

До этого ничего не предвещало беды. Наши убеждения с первых дней были за Украину. Зная мой характер и мои взгляды, думаю, что это повлекло такие последствия.

Если вспомнить события 2014 года, можете ли сказать, чем для вас отличалось АТО от полномасштабного вторжения? Изменилось ли вообще что-то?

В то время мы участвовали во многих "моментах", работали под Авдеевкой, немало населенных пунктов нуждались в работе полиции, наведении порядка в смысле действующего законодательства. Мы поездили везде, фиксировали обстрелы, были в Песках и еще много где. Но я вам скажу, что это две кардинально разные войны.

Говорю, как я это видел, не хочу никого обидеть, но в то время не было такого количества дронов. Это была больше позиционная война, которая сопровождалась в основном контактными боями. Сейчас все совсем по-другому. Печально это говорить, но война развивается, есть ракеты, КАБы, ФАБы, другие средства, которые разбивают инфраструктуру.

В те годы (с 2014 – 24 Канал) россияне не били так, были единичные прилеты в приграничных серых зонах. Прилетало в города, населенные пункты, которые рядом, но чтобы бомбили мирные города, разбивали инфраструктуру – такого не было. Не стиралось абсолютно все с лица земли. Например, Авдеевка стояла с 2014 года. Я приезжал туда работать, когда кроме военных и очень малого количества населения, там никого не было. Почти все было закрыто.

Авдеевка, февраль 2024 года
Авдеевка, февраль 2024 года / Getty Images

Потом город начал развиваться, металлургический комбинат работал, люди ходили на работу. А потом война изменилась, стала более беспощадной. Если убивают детей, женщин, стирают все с лица земли, то, я считаю, что о какой-то квазиреспублике или правильном путинском правлении даже нельзя думать. Если хотите, то поезжайте туда (в Россию – 24 Канал) и там живите!

До этого война была понятна, были линии соприкосновения, мы знали, кто где воюет. Сейчас все происходит по-другому. Война отличается кардинально, и, к сожалению, она не стоит на месте, технологии идут вперед...

Если говорить за период полномасштабного вторжения, то как именно россияне изменили свою тактику? Знаем, что сейчас они пытаются атаковать малыми группами, а не идут штурмами как это было в 2022 году.

Я скажу, что наша операция в Купянске и в других местах – отличалась. В Купянске шли "мясные штурмы". Пленные говорили, что их просто выгоняли, они были одеты ужасно и шли навалами, штурмом. Сейчас все немного по-другому, но не на всех направлениях.

Печально, что россияне развиваются в смысле формы, одежды, защиты. Вы сами понимаете, людей собирают с улицы, за копейки, за обещания они идут неизвестно куда. Их легенда, мол, меня взяли и послали неизвестно куда – это бред.

То есть немножко тактика изменилась, потому что к этим реалиям войны пришлось приспособиться. В Главном управлении разведки раньше было понятие "разнорабочие". Мы как "разнорабочие", потому что у нас нет приоритета. Например, разведка, морская операция или окопная война – мы выполняем все поставленные задачи. Хорошо это или плохо уже видит руководство, и не только руководство ГУР, а вся страна, рядовые люди.

Знаю, что сейчас вы работаете на Южном направлении. Можете поделиться, есть ли попытки врага там наступать?

Скажем так, мы присутствуем на одном из направлений. Оккупанты потихоньку пытаются наступать, но в этой ситуации, я вижу и это выразило наше руководство, что еще один из населенных пунктов вернулся под контроль Украины. Это все, что я могу сказать на данный момент. Мы сейчас на месте.

Знаю, что вы работаете в группе огневой поддержки, как все там происходит? Какие обязанности выполняете?

Почему я раньше говорил, что мы "разнорабочие", потому что мы были в штурмах, некоторые потом перешли в ГОП (группы огневой поддержки – 24 Канал). Каждый пытается найти себя в нашей большой семье. Это как в улье – каждая пчелка занимает свое место, так же и мы.

Кто-то делает что-то лучше, кто-то что-то хуже, кто-то пытается найти баланс, чтобы понять свою работу. До этого мы были в штурмовом подразделении, потом перешли в ГОП. Эта работа тесно связана со штурмовиками, потому что все штурмовые действия предусматривают огневую поддержку.

Мы делаем огневой шквал, "подавляем" некоторые огневые точки противника для того, чтобы штурмы могли продвигаться вперед. Вы же понимаете, что не каждый миномет может попасть в небольшой квадратик. У каждого оружия есть свои характеристики. Мы работаем не на больших калибрах, а на средних. Это 82-миллиметровые минометы, ДШК, но их мало. Преимущественно у нас пулеметы Browning, Heckler & Koch Mark 23 – это то, на чем мы специализируемся.

Но это не значит, что мы не занимаемся общевойсковой деятельностью, которая предусмотрена в ГУР, то есть зачистка окопов, тактика, медицина. Все это входит в комплект для того, чтобы ты мог развиваться и работать дальше.

Хотела рассмотреть операцию, которую провели весной 2024 года вблизи села Липцы на Харьковщине. Ее называют уникальной, потому что тогда вы с собратьями освободили 400 гектаров лесного массива, уничтожили почти полк россиян. Поделитесь ее деталями, как это удалось?

Я считаю, что это удалось благодаря серьезному и взвешенному подходу руководства, которое смогло собрать не только наше подразделение, но и многие другие. Был создан "ударный кулак", в котором участвовали различные подразделения и совместно это было реализовано. Наверное, это все было "на характере". Многие моменты решает характер, потому что иногда думаешь, что ты туда бы не пошел, а потом – а что я там делал?

В конкретной ситуации было сложно из-за рельефа, местности. Ландшафт предусматривал большие, глубокие балки, когда с одного верха ты спускаешься вниз и потом поднимаешься наверх, а там уже укрепрайоны противника. Поэтому надо было хорошо и правильно все прорабатывать.

В этой операции участвовало много людей, не только наша ГОП, а штурмовики, дронщики, минометчики. Это была очень серьезная операция, мы взяли пленных, получили много ценной информации. Операция была сложная в смысле логистики, ведь в большинстве случаев мы все заходили пешком.

Если детализировать, то сколько километров пришлось пройти?

Скажу откровенно, даже наш глава (Кирилл Буданов – 24 Канал) туда приходил. Для меня это было вдохновением. Не всегда к тебе на позиции придет генерал еще и такого уровня, а он пришел туда сам.

С самого начала операции с вами был Кирилл Буданов?

Он приехал в середине операции. Это уже не секрет, об этом уже все написали, но это правда, потому что мой напарник ходил его встречать. Буданов пришел на позиции, ему докладывали об обстановке, о нашей работе. Туда идти пешком 2 километра в одну сторону, не считая самого подъезда.

Именно "логистический рукав", который шел по подъезду к той точке, где была выгрузка, – постоянно находился под обстрелами. Была разбита техника, по этому направлению работали КАБы. Дачи, через которые мы проходили, просто стирали. А тут на позиции приходит человек такого уровня.

Я был настолько этим воодушевлен, потому что при жизни еще никогда не видел, чтобы генерал такого уровня мог приехать к тебе туда, где непросто, где в любой момент может прилететь дрон, может произойти все, что угодно. Он же не с охраной пришел или приехал с "мигалками", а своими ногами.

Какой была реакция россиян? Вы застали их врасплох и взяли в плен, или они сопротивлялись?

В Липцах была серьезная работа со стороны наших штурмовых подразделений. Это все стрелковый бой, тактика, правильное размещение солдат. В зависимости от ситуации принимаются взвешенные решения, которые приводят к тому, что россияне попадают в плен.

Скажу, что даже некоторые из пленных не ожидали, что окажутся в плену. Ребята прошли определенную дистанцию. Вы же понимаете, что это густая посадка, передвигаться в ней очень трудно, на дистанции 5 – 6 метров ты уже не видишь человека. К тому же все зеленое, а еще камуфляж, средства маскировки, поэтому люди просто не видят.

Наши ребята видели, где стоит НП (наблюдательный пункт – 24 Канал) противника. Они обошли россиян и взяли в плен. Такие ситуации происходят благодаря холодному уму и правильным действиям, работе всего подразделения, руководства, работе дронов. Ты двигаешься метр за метром, не можешь просто встать и сказать врагу: "Здравствуйте". Такого, конечно, не происходит. В конкретной ситуации бойцы нашего подразделения сработали грамотно, правильно и взяли их в плен.

Вам самому пришлось брать оккупантов в плен или как-то коммуницировать с ними?

Меня к этому не допускают. У меня к ним остался осадок после плена. Каждый выполняет свою работу. Я знал, что меня не возьмут никогда туда, потому что для моей эвакуации понадобилось бы 6 человек. Учитывая что заходит группа 6 – 8 бойцов, то это сразу провал операции. То есть дойти туда мы можем, но если что-то случится, то они меня просто не вынесут.

Я реалист и это понимаю. Как бы мне не хотелось всегда этого, но я понимаю, что могу подвести людей, которые будут со мной. Во время моей эвакуации они сами могут погибнуть, ведь чаще всего случаются ранения именно во время эвакуации.

Тебе же надо человека вынести, машина не везде может подъехать, поэтому определенный метраж, какое-то расстояние бойца надо провести. Это если он еще на одной ноге может прыгать, а если нет, то ты его далеко не понесешь. Это обычно имеет такой вид – носилки взяли и потащили, а там позади тебя взрывается и падает. Но это тоже несущественно, для тебя главное – эвакуировать собрата, для того чтобы ему оказали первую медицинскую помощь, для того чтобы он выжил.

Вы принимали участие в операции по сопровождению зернового коридора. Как это проходило, вы плыли рядом на катере?

Да. Корабль, который плывет, является кораблем какой-то страны. Согласно законодательству и действующим нормам, мы как военные, не можем находиться на корабле другого государства. Именно поэтому мы так сопровождали, выполняли свой долг. Команду и руководство сопровождали на скоростном катере. Команда была из 3 человек экипажа, 2 людей с пулеметами Browning и 2 операторов с ПЗРК Stinger для поражения воздушных целей при необходимости.

Единственным минусом сухогрузного судна был его размер. Оно плывет, словно "утюг", а ты плывешь на скоростном катере, которого качает в разные стороны. Хорошо, что руководство подбирает людей, у которых нет "морской болезни", ведь есть мужчины, которым это дается тяжело. Дорога в одну сторону могла длиться 12 часов в море, то есть утром ты приходил, а заканчивалось это поздно вечером.

Приходилось ли попадать под шторм?

Да, серьезный шторм был 2 раза. Существуют определенные правила для скоростного судна во время шторма относительно высоты волны, которая измеряется в баллах. Например, судно может идти, когда измеряют 10 баллов по высоте, а для лодки – 5 баллов. 5,5 балла – это уже предел катера. Ты начинаешь молиться. Кругом никого нет, если пойдешь на дно, тогда все. Ты плывешь с автоматом, в бронежилете, все, как нужно. Страшно, но ничего, мы всё выполнили.

Только вы участвовали в такой операции?

Наше подразделение участвовало, за другие я не могу сказать. У нас были ротации, некоторые наши ребята вообще по месяцу работали.

Россияне могли простреливать судно?

Если бы зашел самолет (российский – 24 Канал) – тогда все. А так, то повезло, есть Бог, семья верит, я верю. Это дает всем нам вдохновение, поэтому мы идем пока есть силы, а дальше будет видно.

Приходилось ли вам участвовать в спецоперациях в тылу врага?

Нет, это не мое. Работали наши ребята. Есть профильные люди, которые работают на этом направлении. Кроме того, ты не везде можешь поехать. Например, в Донецкую область я не могу поехать или в соседние области, потому что многие меня знают.

Можете вспомнить историю, которая вас растрогала за время полномасштабного вторжения или вообще войны в Украине за эти 10 лет?

Очень трудно об этом рассказывать. У нас был парень "Янки", его ребенок никогда не вспомнит его. Ребенку еще не было годика (когда он погиб – 24 Канал). Тяжело, когда дети больше не увидят своих родителей. Благодаря нашему руководству сняли фильм, который покажет, каким был отец этого ребенка, что он сделал. Очень важно оставить после себя память, ведь время проходит.

Так же понимаю, что придет время, когда закончится эта война и нас никто не вспомнит. Вот закончилась Вторая мировая война, несколько поколений еще что-то помнят, а потом все меньше и меньше. Когда спрашивают за какого-то полководца – люди не знают, кто это. Именно поэтому благодаря нашему руководству и вам, то есть всем медиа, снимают фильмы. Это все остается в памяти, на флешках для того, чтобы со временем это показать.

Мои собратья, которые сейчас со мной служат, с которыми мы общаемся, видимся, работаем на одинаковых направлениях, – тоже для меня близкие люди, но не такие, как те, с которыми я живу каждый день. Если мне так трудно, я не знаю, насколько трудно нашему руководству смотреть на женщин и детей, которые приходят (за наградами и орденами для погибших родных – 24 Канал).

Летом к нам приезжали семьи всех погибших, они получали награды. Когда я вставал и просил прощения за то, что виноват, потому что не смог сохранить их родных, они говорили, чтобы я успокоился и благодарили. Я понимаю, что вины моей нет, ведь пришел оккупант, это война, люди погибают, но все же трудно встречаться с родными погибших.

Также трудно приезжать на похороны и видеть большое количество наших флагов. Для меня они абсолютно все герои, для меня герои и те, кто хоть как-то нам помогает. Иногда, например, кто-то хочет ходить в лучшей обуви, чем выдают подразделению "Артан". Однако, если честно, в "Артане" обеспечение на высшем уровне.

Если хочешь еще что-то, кроме того, что выдают, люди помогают, они прилагают усилия для победы, их также уважаю. Для меня победа – это возвращение территории 1991 года. Это тяжелый процесс, но вера в то, что мы это сделаем, помогает воевать дальше.

Какие советы можете дать украинцам в 2025 году и что пожелать?

Хочу пожелать одно – понимайте, любите и цените друг друга. Мы все должны понимать, что Украина – единственная страна, которую мы можем потерять, если не будет кому воевать. Они (россияне – 24 Канал) завтра могут прийти в ваш дом. Вы также, как и я, можете остаться без жилья или жить на съемной квартире с тремя детьми. Для этого мы должны друг друга поддерживать, ценить и уважать. Начать стоит с себя – своего поведения, своих высказываний.

Если ты ходишь в бары, употребляешь алкоголь, то никто не против, но все должно быть в пределах приличия. Иногда, когда ребята по полгода сидят на позициях и видят видео о веселье в клубах, возникают мысли, правильно ли они делают. Некоторые военные есть старшие и все понимают, а есть молодые ребята, которым это не нравится.

Поэтому всем в новом году я желаю взаимопонимания, мира и добра. Хочу, чтобы рейтинг нашей страны в наших глазах рос каждый день. Меня не интересуют другие страны, только наша. Речь идет об уважении к старшим людям; к людям, которые переливают кровь; к тем, кто погиб. Хочу, чтобы банально уступали место женщинам, бабушкам и беременным в транспорте. Если мы это все начнем делать, наша страна станет лучше.

Вы даже не представляете, насколько мы все (украинские военные – 24 Канал) любим нашу страну, несмотря на все адские условия – как бы ты не спал, ел или был мокрым. Это нужно не только мне, это нужно моим детям. Я бы мог не идти воевать, у меня 3 детей. Я бы мог не уходить из полиции, сидел бы там, каждый должен выполнять свою функцию. Однако я решил, что нужен здесь.