Как на самом деле работает пятая статья НАТО?
Де-факто об этом начали говорить еще раньше – в июле в параллельных переговорах США с Францией и Германией, а также в кулуарах подготовки к встречам Дональда Трампа с Владимиром Путиным и с Владимиром Зеленским. Далее читайте в эксклюзивной колонке для 24 Канала.
Американская сторона рассматривает эту формулу как возможный компромисс – не членство Украины в НАТО (что Трамп прямо отверг), но и не чистый бизнес в контексте продажи американского оружия через закупку странами НАТО. В европейских медиа даже появились проекты вроде предложенного Джорджией Мелони "NATO-light" – быстрые консультации союзников в случае нового нападения России.
Несмотря на медиарезонанс и активные обсуждения символического значения такого обещания, его логика не лишена нескольких дилемм. Во-первых, упомянутая статья 5 Договора НАТО никогда не гарантировала автоматического вхождения всех союзников в войну. Ее суть в том, что нападение на одного считается нападением на всех, но помощь может предоставляться любым способом, который союзник сам считает уместным. У кого-то это танки, у кого-то – санкции, а иногда и просто дипломатическая поддержка.
По сути, то, что мы де-факто видим от членов Альянса по Украине в войне с Россией, если конечно исключить вопрос ядерного зонтика. Впрочем ядерная защита служит весомым фактором предотвращения потенциальной агрессии, чем ресурсом для ведения войны, по крайней мере именно такой была его роль до сих пор.
Во-вторых, преимущество Альянса заключается в коллективной безопасности – то есть сочетанию силового потенциала, согласованности общих стратегических интересов, тренированности вооруженных сил, взаимозаменяемости некоторых компонентов оружия и т.д., о чем потенциальные противники конечно знают. Поэтому и риски втянуть против себя весь этот потенциал в случае нападения на страну НАТО довольно высоки.
Если же Украина получит подобную формулу вне членства, без этой архитектуры коллективной безопасности, то она будет работать иначе.
Фактически это будет обязательство помогать "в пределах возможностей", чем-то похожее на нынешние пакеты поддержки в сфере безопасности, что является одним из видов заверений в сфере безопасности, но довольно слабым (подробнее – в аналитической записке Центра Днистрянского).
Давало ли раньше НАТО гарантии безопасности не своим членам?
Попытка сформировать "гарантии безопасности вне формального членства" не является новой. В мировой истории есть несколько примеров, которые хорошо демонстрируют, что работает, а что нет.
Первый и ближайший по аналогии – Западная Европа после Второй мировой. До создания НАТО в 1949 году страны региона опирались на Брюссельский пакт (1948 год). Он тоже содержал статью о взаимной помощи, но на практике держался на американском присутствии. Европейские союзники осознавали, что без США ни один бумажный пакт не остановит СССР. Только после того, как Вашингтон согласился на полноценные военные гарантии и размещение контингентов в Европе, появилось то, что мы сейчас называем НАТО.
Второй пример – Южная Корея 1950-х годов. После Корейской войны США, конечно, не могли включить Сеул в НАТО из-за территориального принципа, но заключили двусторонний договор о взаимной обороне 1953 года. Он предусматривал не только формулу "нападение на одного является нападением на обоих", но и постоянное размещение американских войск и баз. То есть гарантии работали потому, что за ними стояла конкретная военная инфраструктура, которая делала невозможным для Северной Кореи или Китая простую проверку на прочность.
И, наконец, можно вспомнить Израиль. Он никогда не имел формальных гарантий безопасности вроде НАТО, но имел фактические – через военную помощь США, поставки оружия и совместные оборонные программы. Для потенциальных противников этого оказалось достаточно, чтобы воздерживаться от прямого столкновения в большом масштабе.
Эти исторические параллели хоть и не являются прямыми аналогами, и отличаются от украинской ситуации, но указывают на одну закономерность – гарантии безопасности действуют тогда, когда за ними стоят конкретные силы, постоянное присутствие и понятные механизмы реагирования. Декларации без механизмов всегда разваливаются при первой же эскалации. Поэтому основной вопрос для Украины – как именно возможно наполнить гарантии, учитывая действующую систему помощи от партнеров, обязательства в рамках соглашений по безопасности и политической ситуации сегодня.
19 – 20 августа в Вашингтоне прозвучали две вещи, что на самом деле сужают окно возможного, по крайней мере со стороны США.
Первое, Дональд Трамп отметил, что рассматривает формат авиаподдержки Украины в рамках мирного соглашения, но без "сапог на земле".
Второе, Великобритания публично заявила о готовности выставить военных для прикрытия украинского неба и портов, но без размещения ближе к фронту.
Подобного мнения и несколько других партнеров из "коалиции желающих", однако в целом Европа относится к отправке войск очень осторожно. Италия продвигает план быстрых консультаций, Франция и Германия избегают конкретики. Чехия и Финляндия также обсуждают участие, но политические дискуссии в парламентах свидетельствуют – решение будет непростым.
Параллельно Россия устраивает провокации – взрыв российского дрона в Польше, инциденты с беспилотниками в Литве. Варшава назвала это попыткой дестабилизации на фоне дискуссий о гарантиях безопасности. И все это происходит на фоне российско-белорусских учений "Запад" и параллельных польских маневров "Железный защитник-25". Тем временем Белый дом де-факто делегирует госсекретарю Марку Рубио работу над пакетом гарантий с участием европейцев.
Так что нужно и реально обеспечить во время вероятного перемирия?
Воздушно-ракетный "купол", который не сводится к символическому присутствию
Украина фактически с первых дней полномасштабного вторжения отмечает приоритетность "закрытия неба", сейчас потребность только растет. Воздушная война России эволюционирует – модернизированные ракеты сложнее перехватывать, а запас перехватчиков у союзников не безграничен. Сейчас происходит постепенное наращивание слоев ПВО (Patriot, SAMP/T, IRIST, NASAMS). Однако Украина заявляет о необходимости как минимум десяти дополнительных батарей Patriot.
Германия в июле – августе согласилась на поставку еще нескольких систем в связке с США, однако для полного перекрытия потребностей еще далеко. Также важен совместный ситуационный центр раннего предупреждения, который забирает на себя интеграцию РЛС, спутниковой разведки, F-16 и наземных батарей. Без решения "узла ПВО" ни одна гарантийная архитектура не будет устойчивой – ни в перемирии, ни в "холодной войне на линии соприкосновения".
Кроме того, есть политическая потребность определить правила применения силы – если США берут на себя авиаподдержку, то должен быть заранее оформлен ответ на нарушение перемирия (пуски баллистики по городам, атаки на энергетику и т.д.) с четкой юрисдикцией, зонами полетов и каналами деконфликтации из России. Иначе авиазонтик растворится в комитетах.
Также возникает вопрос использования самолетов. CSIS подсчитали, что для полного перекрытия неба нужно от 40 до 160 самолетов, что НАТО вполне способно обеспечить. Теория ограниченного сдерживания подсказывает, что работает лишь тот предохранитель, который опирается на готовые силы и понятные триггеры их применения.
Безопасность черноморских портов
Она держится на двух опорах:
первая – страховая программа Unity от Marsh и Lloyd's, удешевившая военные риски для всех немилитарных грузов и фактически удержавшая "дыхание" украинского экспорта;
вторая – постоянная минно-тральная группировка в Черном море под контролем Турции, Румынии и Болгарии (MCM Black Sea Task Group).
Вместе это дает основу для "режима безопасности портов" в возможном перемирии – постоянные патрулирования силами прибрежных государств, стационарные средства ПВО/РЕБ в узлах логистики, страховые лимиты под государственные гарантии, а также режим инспекций и сопровождения прибрежных вод Украины без вхождения нечерноморских флотов по ограничениям Конвенции Монтре. Это прагматичный минимум, который не требует мандата ООН, но снижает премию за риск и стабилизирует валютные поступления
Финансирование и производство
ЕС уже закрепил рамку 50 миллиардов евро на 2024 – 2027 годы через Ukraine Facility, что может стать якорем под многолетние контракты на ПВО, БПЛА, ремонт и совместное производство в Украине. Параллельно НАТО фиксирует отдельными каналами текущую помощь, а Германия ускоряет ротацию и замещение собственных Patriot, чтобы "фронтлоадить" поставки в Украину.
Ключевое условие жизнеспособности гарантий – переводить помощь из "адхок" в обязательства с производственными графиками и локализацией (лицензиями) в Украине там, где это возможно.
Мониторинг, верификация и триггеры
Опыт миссии ОБСЕ 2014 – 2022 годов доказал, что присутствие без полномочий не работает. Если речь идет о перемирии, то нужен микс технологического контроля (БПЛА, спутники, датчики вдоль границы), публичной отчетности в почти реальном времени и политической цены за эскалацию, что могут обеспечить партнеры.
Это предусматривает, например, автоматическое наложение санкций до заранее согласованных ударов по пусковым площадкам в случае массированных атак. ЕС может дать каркас через миссию CSDP (Общей политики безопасности и обороны) – с гражданским мандатом на инфраструктурную безопасность и правопорядок в прифронтовых общинах, а военный компонент оставить национальным контингентам "коалиции желающих". Это не классические миротворцы, но учитывая скепсис некоторых стран-членов ЕС относительно военно-гражданских миссий в Украине, такой формат присутствия может быть достаточным и сам по себе снижать риск новой эскалации, о чем уже говорили европейские медиа весной.
При каких условиях эта конструкция безопасности не сработает?
Во-первых, определенность относительно статуса Украины – НАТО на переходный период. Нынешняя риторика из Вашингтона и некоторых европейских столиц – членство не рассматривается прямо сейчас, но обязательства по безопасности возможны. Это означает, что базу безопасности придется строить вне статьи 5 Североатлантического договора и тем более внимательно прописывать триггерные условия.
Во-вторых, непрозрачность российской стороны должна компенсироваться не просто доверием или формальным соглашением, а структурой ответственности и быстрого реагирования – кто, где и как реагирует на нарушения.
В-третьих, воздушная компонента гарантий не будет работать без стабильного боекомплекта ПВО, а потому договоренности о дополнительных Patriot/перехватчики и совместное производство ракет должны стать не "приятным бонусом" к соглашению, а предпосылкой.
В-четвертых, морская безопасность и страхование – сферы, где уже есть рабочие механизмы. Их надо не изобретать заново, а масштабировать и усиливать военно-технически.
Реалистичная архитектура гарантий для Украины в 2025 году возможна и зависит исключительно от политической воли. Но она не будет копией статьи 5 Договора о НАТО с последствиями коллективной безопасности, которую имеют страны-члены. В нашем случае все будет выглядеть как комбинация:
многослойная ПВО с дополнительными Patriot и согласованными правилами применения авиаподдержки;
режим безопасности портов, опирающийся на черноморское траление и страховую "подушку";
финансовая рамка G7 и ЕС как длинный контракт на оборонное производство;
технологический мониторинг с политическими триггерами ответа.
При этих условиях, и только при них, "коалиция желающих" может стать не декоративной, а действенной, хоть и временной альтернативой формальному членству в НАТО на переходный период. И это, между прочим, соответствует базовому интересу Украины – не повторить 1994 год, а получить системное, подкрепленное ресурсом и правом присутствие Запада.
Поэтому с украинской стороны остается выполнить программу-минимум – довести до подписи "правила применения" для авиаподдержки и ПВО, закрепить в отдельных протоколах портовую безопасность, перевести обещания Patriot в контрактные графики, а для мониторинга – добиться от ЕС элемент CSDPмиссии с техническим мандатом.